— Уй? — охристый предложил седоку войти в портал первым.
— Дуй? — сиреневый сам хотел уступить дорогу.
Но вошли вместе, потому что портал оказался достаточно широк.
И вот теперь Ваз-Газижока опасался, не провокация ли это. Два одинаковых сикараськи? Где это видано?
— Что вы делать умеете? — владелец конторы сделал вид, что не заметил подвоха.
— Все, — хором ответили визитеры.
— Лестницу в бесконечность, воздушный замок?
— Легко, — сказал сиреневый Уй.
— Без проблем, — подтвердил охристый Дуй.
— Пирамиду на ребре?..
— Шеф, давайте к делу, — прервал хозяина Дуй. — Мы пришли с идеей…
— Шеф?
— Ну, хозяин, начальник, — объяснил Уй. — У нас деловое предложение.
— Погодите, погодите, — Ваз-Газижока обхватил коротенькими лапками необъятную голову. — С чего вы взяли, что я вас возьму?
— Мы хотим сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
— Ну-ка, пошли отсюда! — владелец Архитектурной Конторы топнул ножкой и указал на выход.
— Вы же нас не дослушали…
— Брысь!
Оказавшись на улице, Диболомы переглянулись.
— Это была последняя, — сказал Уй.
— Фиг с ней, — сказал Дуй. — Организуем свою.
Что есть жизнь? Что есть мир? Сколько же было Патриархов? Сколько нужно выкурить травы и съесть грибов, чтобы понять — что есть истина?
Лой-Быканах полагал, что чем больше — тем лучше.
Сначала он, конечно, пытался вернуть Патриарха, но то ли балданаки оказались беспонтовые, то ли Патриарх совсем обиделся, да только кроме банальных глюков видений уже не было. Тогда Лой-Быканах решил постигать истину.
И, естественно, ему тут же начали чинить препоны. Пришли коллеги из Ложи Мудрости с приглашением на Благоговеющее Зависалово.
— Не пойду, — отказался Лой-Быканах.
— Как это — не пойду? — не поняли философы. — Ты благоговеть не хочешь?
— Не нужны Патриархам ваши благоговения.
— А что же им нужно?
— Поиски истины.
— Так, а с этого места подробнее, — сказали философы, схватили эксцентрика и унесли в Ложу, где положили перед Главным Кальяном, забили балданаков и принялись слушать, благоговея уже перед Лой-Быканахом.
Тот без утайки и в мельчайших подробностях пересказал увиденный накануне глюк, и все присутствующие прониклись еще большим благоговением к Лой-Быканаху. Философ-эксцентрик, изрядно уже напыхавшись, хотел было встать и уйти, но ноги не держали. Чтобы как-то сконцентрироваться на процессе подъема, Лой-Быканах начал читать мантру «Вышли хваи», и в это время он вновь увидал Патриарха. Патриарх покачал головой, потом подул сквозняк, и видение растворилось.
— И последнее, — выдавил из себя эксцентрик. — Им не нравятся балданаки.
Трудно сказать, как отреагировали бы философы на данное заявление, ибо торч являлся неотъемлемой частью познавательного процесса, но, на счастье Лой-Быканаха, все уже балдели и последних слов эксцентрика не слышали.
Известие о соглядатаях не то, чтобы поразило экспедицию, но всем стало как-то неуютно.
— Где? — то и дело вертел башкой Тым-Тыгдым. — Где они?
Но этого Дол-Бярды не знал. Воин тщательно обыскал окрестности, но единственным свидетельством наличия слежки оказалось лишь стойкое ощущение чужого взгляда.
Заканчивался первый период совместной экспедиции. Этап назад попутчики обошли по краю огромный бездонный провал, из которого жутко сифонило холодом. Там, в глубине, что-то маняще мерцало, и Раздолбаи едва не ухнули в бездну, движимые жаждой познания. Рискуя жизнью, воин спас всех троих, ибо понимал, что продовольствия надолго не хватит, но Раздолбаи посчитали, будто Дол-Бярды проникся к ним симпатией.
Светило по прежнему вело себя престранно: поднималось по утрам слева по ходу движения, взлетало в зенит, а под вечер опускалось справа, ставя в тупик своим поведением даже Тып-Ойжона. Конечно, цикличность дня и ночи сохранилась, но как объяснить, что подъем небесного тела слева, а спуск — справа? По логике, в какой карман положишь — оттуда и возьмешь, а здесь получалось — кладут всегда в один карман, а вынимают всегда из другого. Сложно понять.
А Ыц-Тойболу пришло в голову именовать эти стороны света восходом и закатом.
— Хм, — пробормотал уязвленный мудрец, которому, тем не менее, идея молодого ходока пришлась по душе. — А как же тогда называть ту сторону, куда мы идем?
— И ту, откуда вышли, — добавил Тым-Тыгдым.
На помощь Ыц-Тойболу пришел Торчок, случайно шедший рядом:
— Там — глюк, — и его палец показал вперед.
— А сзади что?
— Клевер, — Торчок с грустью вспомнил самую вкусную траву, с которой чача особенно торкала.
— Как-то все это антинаучно, — Тым-Тыгдым презрительно фыркнул.
И тут Гуй-Помойс, который все время глядел вперед, поднял ногу, приказывая всем остановиться. Ыц-Тойбол быстро нагнал коллегу:
— Что там?
— Видишь — зубы впереди?
Молодой посмотрел на подернутый багровой дымкой горизонт — и тоже заметил ряд ощеренных зубов.
— Думаешь, это она нас поджидает?
— Вот именно.
Ыц-Тойбол задумался.
— Но ведь она чем ближе — тем меньше, значит, съесть нас она не сможет, — попытался он успокоить напарника.
— Она-то чем ближе, а мы — все дальше, — резонно заметил Гуй-Помойс. — Ты смотри, как все изменилось. Может, и она теперь не уменьшается?
— Тогда почему она нас прямо сейчас не съест?
Это был аргумент, и старый надолго задумался. Впрочем, очень скоро совсем стемнело, и пришлось устраиваться на ночлег.
— Нужен караул, — озаботился за ужином воин.
— А по-моему, и так вкусно, — Желторот вынул голову из котелка, весь перемазанный кашей.
— Заткнись, — процедил Ботва.
— Объясняю для гражданских, — Дол-Бярды недолюбливал Раздолбаев и все время спрашивал у мудреца, почему бы их не съесть: продукты благодаря троице походили к концу. — Караул — это не приправа, а охрана на случай внезапного нападения.
— Я та-арр-чуу, — восхитился Торчок познаниями воина.
— Вот вы вдвоем, — Дол-Бярды ткнул в Желторота с Торчком, — и будете стоять в карауле.
— А я? — спросил Старое Копыто.
— А ты — на следующую ночь, вместе с Ботвой.
Ботва мерзко захихикал, а Старое Копыто в испуге сел на огрызок хвоста.
— Потом ходоки, потом я с мудрецом, а брюл-брюл — в запасе. Вопросы есть?
— У меня не вопрос, а сообщение, — встал с места Ыц-Тойбол. — Мы тут подсчитали с Гуй-Помойсом… ну, короче, завтра еды уже не будет.